ВО-ПЕРВЫХ, у меня все же не поулчается толком изливаться куда-то в одно место (ну или хотя бы не распыляться. или хотя бы куда-то постоянно). На самом деле круто было бы завести ОБЫЧНЫЙ бумажный дневник, но писать тааааак лень (особенно если капсом), а печатать так удобно, ууу!
ВО-ВТОРЫХ, чтобы не терять какой-нибудь навык письма (скоро КП, а на нем опять кое-кто в роли прессы будет писать говнорецензии), приводится два отзыва, потому что больше лень и времени нет.
«БОЖЕСТВЕННЫЕ» (Уда Беньямина, 2016)
Получаса не прошло — бегу. Комменатрии на торренте глупые, на сайтиках - не в ту степень (хоть степень степности определеить довольно сложно, если речь идет об интерпретации художественного). Он — крутой. Немного неловкий, провисающий и ковыляющий, но — крутой. Разочаровало только, что вьюноша-танцор не человек, а картонка для обозначения возможного будущего и всяких иллюзий. То ли прописана его линия плохо, то ли актер так себе. Эпизоды с ним забавные, но кажутся притянутыми за уши. But wait, там в принципе проблемы с второстепенными персонажами: мать ГГ, мать и отец подруги ГГ, наркоша-истерик (который парень). Хороши остаются две подружки и Ребекка, все. Хотя прямо сейчас я могу оправдать это тем, что мы как бы типа видим мир таким, каким его видит героиня и ее глазами, ее восприятием, но, но. Если это так, то может быть все остальное оправдано, а если нет — увольте.
Лично главный смысл скорее в денежном стремлении ущемленных масс. Дуня (бгг, имя-то!) уходит из школы из-за денег, ввязывается в незаконные дела из-за денег, кидает надежду на счастье тм из-за денег. Точнее, из-за денег, которые для нее — благополучие, положение в общесвте и счастье (в большей степени, чем какая-то ваша любовь). Она же «дворняжка», это закономерно. Иногда она поступает во имя дружбы, иногда — из подростковой дурости (которой тут именно столько, сколько нужно). Ухожу в своих слюнях в психологию сплошную, потому что мне это горит, а более глубинные и высокие смыслы — не очень. Есть крутые моменты, есть радость от того, что какие-то места и сцены намеренно не показывают. И задело.
«ПЕПЕЛ И АЛМАЗ» (Анджей Вайда, 1958)
Так уж вышло, что вошел в серию фильм, обязательных к просмотру попольской литературе. Сложно воспринимать его не в контексте курса, особенно когда тебя носом тыкают в Истину: Польша спит, и не может проснуться, и все мечтает о новом великом настоящем, но ничего не выходит, но хочется, и ах какой Вайда молодец. Ниже страничная рецензия на фильм, который нужно было отправить преподавателю (последствия соответствующие)
Полтора часа в мире-перевертыше, в фильме-сне, выхода из которого не предвидится. Полтора часа наблюдения за ненастоящими почти всеми; и это не негативная оценка, а реальность, задуманная (как ощущается) режиссером.
Мотив сонной Польши, видимо, проходит через все польское, чего можно коснуться: когда-то давно была великая страна, могучая империя, которая однажды заснула и не может проснуться по сей день. И вряд ли когда-то уже проснется. Сказочная история, в которую сложно поверить. Польша – великая? Польша, на территории которой ведется половина боевых действий в Европе? Польша, в которой свои стреляют в своих? Польша, которая мечется в поисках былого величия? Серьезно? В этом трагизм: она вроде и хочет возродиться, но у нее никак не получается. И, говорю, вряд ли уже получится: каждое мнимое пробуждение только больше загоняет в сон. Куклы это или «холопы», полупьяные поляки накануне победы во Второй мировой или что-то еще: идут с пустыми лицами в свет, сонные внутри, сонные снаружи.
Им самим будто не хватает уверенности в том, что они когда-то смогут пробудиться: полонез никто не умеет ни танцевать, ни играть, да и какому здравомыслящему человеку в голову придет сразу (сразу!!) после войны затевать следующую, внутреннюю. (Хотя чего греха таить, русские после Первой мировой занялись тем же). Вайда в своем финальном высказывании не так радикален, а все же оставляет в этом свете надежду на счастливое будущее, оставляет за собой право на открытый финал, но наслоение одного на другой открытых финалов (в разных фильмах, уж не могу не суммировать опыт) всякую надежду убивает.
Все ненастоящее: двери часовни то заперты, то открыты, Мачек одет совсем не так, как одевались в 1945 (скорее как молодежь времени выхода фильма), да и смотрится все поначалу как зарубежный фильм про итальянских мафиози. Это потом уже ситуация прояснится. Мысли о прошлом – в глазах, в мелких, но значительных эпизодах: подожженные стопки с водкой, мельком брошенная фраза о темных очках, принесенный патефон с испанскими песнями, портье со знаменем. Понятно, что стихи Норвида в разрушенном костеле тоже не случайно: очередной вопрос, повисающий в воздухе без ответа – пепел или алмаз? И кем окажутся герои в конце?
Вайда сознательно не принимает до конца какой-то определенной позиции и не превращает кого-то из героев в типичного злодея или типичного героя, хотя акцент смещен явно. Антагонисты просто верят в разные идеалы: Щука в одни, его сын (злая ирония!), как и Мачек, – в другие (а к концу фильмы – вовсе в третьи). Всем им хочется жить иначе, но все равно никто иначе не живет.
Через весь фильм – разруха. Разрушенный костел с важными вопросами, с перевернутым Иисусом (еще один знак мира-перевертыша), с теми покойниками и пренебрежением Мачека: алтарь, святость? У дамы каблук сломался, ну что вы. В конце – тоже. В такие моменты задумываешься: а могло ли быть по-другому? Вряд ли, раз уж так произошло. Какое место может занять идеалист Мачек в новом мире? Он осознал всю глупость борьбы, которую вел. Его друг/коллега/солдат Анджей себя найдет, он не смотрит в прошлое – только в ясное будущее. Предатель Бревновский – тоже найдет себе место, с его-то изворотливостью и карьеризмом. Безвольную Кристину увлекают в фальшивый полонез – она, как и Польша, внутри уже умерла. Сын Щуки, проживающий минуту за год, вряд ли благополучно кончит после смерти отца, которого почти не знал. Все они – мертвые или оставшиеся в живых – внутри разрушены и сломлены, смутно ощущают реальность через пелену сна. Кто-то задумывается над этим больше, кто-то – не задумывается. Но если и ждет их что-то хорошее, то точно не скоро. Или не по-настоящему.